Зеленый, желтый, фиолетовый… нежно-золотой и пламенно-красный… Радуга в моих жилах, буйство огней в моих глазах… я бегу, не разбирая дороги, ослепленный и взбудораженный цветным великолепием, бегу мимо скрюченных, будто лапки мертвых ворон, деревьев, мимо пожухлой травы, мимо странных невероятных тварей и мимо стареньких скамеек, которым, наверно, никогда уже не дождаться того часа, когда над ними прогремит благословенный гром и осыплет поблескивающими в свете луны дождинками… Я бегу – и на траве оседают капельки расплавленного цвета, яркие, сочные, вызывающе прекрасные в этом скучном буро-сером мире. Мои мысли звучат так громко, что заглушают даже мое хриплое дыхание, от меня за километр воняет решимостью и одержимостью, и я обволакиваю себя лимфой, чтобы хоть как-то скрыться от Братьев. Мне страшно, мне дико, мне…

Я бегу.
Как пес по следу. Верный лохматый пес с высунутым языком и добрыми глазами. Еще чуть-чуть – и я побегу на четырех лапах, завывая и скаля острыми клыками… Это не бред. Это Промежуток. И если я попал в этот сумасшедший мир – мне позволено все.
Впереди: на сером – черное. Огромное безжизненное дерево, застывшее в танце смерти посреди мертвой каменной земли. У него нет имени… и его странные листья, похожие на потускневшие елочные игрушки, не ловили свет ни одного мира… только сумрак Промежутка. Я стою перед ним, мелкое существо, переливающееся всеми цветами радуги, перед огромным безжизненным гигантом, и чувствую, как покалывает кончики пальцев. Моя кровь бежит быстрее, подогретая Лимфой, я растягиваю губы в улыбке (так, наверно, улыбался Бог, когда творил этот мир) и подношу руки к лицу… Мои ногти наливаются лиловым, сердце бьется в такт Цвета… я смеюсь и отпускаю Лимфу на свободу… лети, красавица, подари жизнь этой бессмысленной громадине!
Стая хищным бабочек оплетает ветви и листья, забирается в самое сердце странного дерева, играет с ним, хохочет и щекочет по щербатой мертвой коре… мертвой?
Дерево горделиво выпрямляется, хвастаясь миру своей листвой всех оттенков: от нежно-лилового до глубокого иссиня-фиолетового и я оборачиваюсь назад. Каменные стены уже давно скрылись из виду, но я все-таки надеюсь, что Сестра по-прежнему стоит у окна, как тогда, когда она провожала меня, и видит это великолепие. Возможно, даже улыбнется…
…а я мчусь уже дальше, оставив изумленное дерево восхищать своей красотой пожухлую траву. Бегу, разминая до сих пор покалывающие пальцы. Брат, конечно, уже заметил меня и все понял… пусть будет так. Честно. Правильно. Пусть даже ТАК здесь не выживают.
А я – выживу.

***

…эти жуткие птицы кричат, не переставая. Жутко так кричат, протяжно. Вьются над самой крышей, пытаются в глаза заглянуть. По каменному полу тянут сквозняки, бросают туда-сюда охапки серой травы… я закрыла все окна, пыталась развести огонь, но все равно мои босые ноги мерзнут и немеют побелевшие пальцы. Так хорошо, что он оставил мне свою куртку перед уходом, я могу согреть хотя бы плечи…
Мерно падают секунды – я хожу по каменным плитам. Я всегда по ним ходила, сколько себя помню… и всегда они были серого цвета… страшного, омертвелого серого цвета. Отвратительно..
Это так страшно: жить в сером мире. Я люблю забираться в самые дальние комнаты этого большого неуютного дома и жадно глотать малейшие капельки цвета, случайно заброшенные сюда комками травы или ветром в открытые окна. Хотя бы на секунду становится тепло и радостно… это так редко бывает, а Братья там злы и суровы..
Мне всегда холодно и мерзко.
Было.
Пока не появился он.
Такой теплый, цветной, живой… Я просила, умоляла его не становится таким же холодным и бесцветным, как мы все – и он обещал. Я верю ему, потому что от него пахнет теплом. Вкусным сладким цветным теплом. Я сделаю все, чтобы помочь ему выбраться отсюда… может быть… может быть даже он возьмет меня с собой? нет, нет… это так все несбыточно… я рождена в Промежутке, я – часть этой серости..
Ах, что это? Ноги, не чувствуя холода плит, несут меня к окну: горизонт, еще секунды назад бывший тусклым и безжизненным, расцвел волшебным лиловым светом. Я даже ослепла сначала: так дико это было видеть моим глазам. Сердце радостно затрепыхалось, как пойманная жуткая птица..
Впитать… как можно больше цвета… чтобы потом, когда будет особенно холодно и одиноко, перебирать свою память по кусочкам и любоваться самыми красивыми…
«Вернись, пожалуйста, только вернись…»

***

Откуда взялись эти птицы? Целые мрачные стаи, патрулирующие такое же мрачное небо этого мира. Но над каменным домом, в который только что ворвалась теплая живая и радуга – их нет. Они бы рады посмотреть, что творится за пыльными узкими окнами – да не могут… Источник Лимфы жжет глаза, бьет кнутом их холодную серую кровь…
…А он просто вбежал в двери, немножко помятый, немножко окровавленный, но счастливый и цветной, и рухнул перед ней будто бы в изнеможении. Взял её тонкие холодные пальцы и, глядя в глаза, дышал, отогревая. Облачка пара поднимались к её расширившимся зрачкам и растворялись в них, испугавшись… они не видели, как глаза Сестры наливались цветом, раскрашивая их ярким синим и темно-фиолетовым, и как он не мог оторвать от них взгляда, затаивший дыхания от красоты возрождающейся жизни. Её щеки розовели, кончики пальцев наливались теплом… даже её волосы, висевшие раньше белой бумажной стружкой, наливались лиловым и чуть-чуть розовым, а он все отдавал и отдавал свою Лимфу, переполненный своей решимостью и её теплом.
«Тебе больше никогда не будет холодно»
«Я так ждала тебя..»
«Слышишь? Мы уйдем отсюда. Я заберу тебя в самый цветной на свете мир…»
«Нас не отпустят»
«Мы уйдем. Как самые свободные на свете люди. Никто не сможет нам помешать»
И он, не сводя с Сестры глаз, вытряхивает свою сумку.
Она вздрагивает, когда возле её босых ног начинает истекать кровью и Лимфой, вздрагивать оборванными проводами и жилами голова Брата с застывшими удивленными глазами и стиснутым тонкогубым ртом…

раньше этот текст почему-то казался мне очень красивым, нравился мне (п.с. это текст по одному интересному фандому). это было всего каких-то лет 9 назад. даже не помню, кто и зачем мне это прислал, но сохранил, иногда перечитывал. особенно первый абзац. и узнавал в нем себя — это в моих глазах была жизнь, скорее всего. я почему-то этого упорно не помню. не могу вспомнить, как это — быть живым. и не хочу быть живым. и этот текст мне кажется в достаточной степени глупым. жаль, наверное. было бы.

эх. раньше я был очень романтичным, скорее всего. потом, кажется, стеснялся этих глупостей, стенялся чувств, которые делают человека мягче и дружелюбнее. а потом и разучился так делать.